Михаил ЗУЕВ
История эта, скорее всего, навеяна ветром. Хотя вряд ли возможно, она мне просто приснилась, когда не помнится. Не суть важно. Суть в другом.
Относится она к неким временам. Например, к древним. Почему? Потому что действующие лица одежду носили весьма легкую не то туники, не то набедренные повязки. Опять не суть важно.
Так вот. В древнем царстве, в три-непонятно-каком государстве жило много-много людей, не то в туниках, не то в набедренных повязках. Жили они безо всяких особенностей, занимались чем придется. То воюют, то не воюют, то в парламентах заседают, то на гладиаторов пялятся. То вино пьют, то голова болит, а то и вообще Жизнь, короче говоря, со всеми ее плюсами и минусами.
И вот в один ничем не примечательный день кидает
И тут все, конечно, начинают строить башню, а тем временем проницательный мой читатель немедля припоминает легенду про башню Вавилонскую, и говорит:
Что ж ты, друг, плагиатом занимаешься?
А я читателю отвечаю ненароком, да тоже с поддевкой:
Дудки, друг мой! Прежде чем суждения высказывать, ты не то чтобы до конца, ты хотя бы до середины дочитай. Ага?!
Читатель злится. Но, тем не менее, справедливость торжествует, и читатель мне отвечает:
Ладно-ладно, уговорил. Не ворчи только
А я и не ворчу. У меня настроение вполне повествовательное. Короче, я, с твоего читательского позволения, продолжаю.
Среди людей этих не то в туниках, не то в набедренных повязках, есть один, ничем совершенно не особенный, ничем к тому же не примечательный. Имени я его, конечно, не знаю, да и откуда его знать. Но, поскольку без имени тут никак нельзя (а как иначе отличить этого неособенного от других, таких же неособенных), я имя ему все же придумываю. И звать его буду Эл.
Эл в числе тысяч и миллионов других, многочисленных, неособенных, идет башню эту строить. И лет ему тогда двадцать пять или тридцать
В первый день строительства башни народу нагоняют видимо-невидимо. Все бегают, суетятся, начальники покрикивают, народ
Где день, там и неделя, а где неделя, там и месяц. Смотрим раз, смотрим два, глазам не верим
Тем временем проходит полгода, у Эла рождается сын, и по причине радости простой и великой Эл с больной головой на две недели из строительства выбывает. А когда назад возвращается, башня уже о пятидесяти этажах, и путь наверх занимает никак не менее часа.
Эл с неизбывным энтузиазмом включается в строительный процесс, и спустя
Еще через десять лет, когда башня уже высоко-высоко над облаками, к Элу приходит мальчик, и говорит:
Здравствуй, папа!
На что Эл, отвлекаясь от работы по укладке каменных блоков, недовольно говорит:
Мал ты еще, подрастешь, вот тогда приходи, мол меня сменишь.
На что мальчик говорит:
Конечно, папа, обязательно приду!
Но не приходит уже никогда. Это не потому что сын у Эла плохой, а потому что на уровне первого этажа очень скоро разражается очередная война, и мало кто с войны той возвращается назад.
Зато на уровне пятьсот шестого работа кипит. Правда, народ постарел, и бегает не так резво, но, тем не менее, строительства никто не бросает. Периодически появляются гонцы с депешами от архитектора. Из депеш тех явствует, что архитектор сменился, потому что старый ушел в мир иной, но строительство продолжается, и все идет по плану, и так держать! Потом и депеши заканчиваются, но каменных блоков заготовлено достаточно, сноровки за годы не занимать, и стройка кипит.
Ну а тем временем соратников Эла становится все меньше и меньше. Все чаще и чаще на уровне семисотых этажей горят погребальные костры, и все медленнее и медленнее оставшиеся старики прилаживают каменные блоки друг к другу.
И вот в один день блоков остается ненадолго, и нет новых. Старики недоумевают, но размышлять некогда, потому что работать надо. И невдомек им, что внизу после третьей уже по счету войны совсем другое государство, и другие люди, и другие идеи, да и язык совсем другой. От первого до сто пятидесятого селят туристов, сделали там отель с ресторанами и бутиками. Сделали бы и выше, да со сто пятьдесят первого до сто восьмидесятого обвалилась лестница, и путь наверх (да и вниз) теперь закрыт.
На семьсот пятнадцатом Эл остается один. Впервые за долгую жизнь он садится на груду камней, и нет у него желания выкладывать из каменных блоков стены. Эл думает о жизни, но размышления его расплывчаты, ибо в старости память его неточна, и уже не ведает, что привело его на башню. Правда, зрение обострено старческой дальнозоркостью, но семьсот пятнадцатый так высоко, что до земли взглядом не достать, да и голова при этом кружится нешуточно.
Возникает, правда, у Эла идея спуститься, вспомнить, разобраться, что к чему. Но, увы, понимает Эл, что в одиночку пути назад ему нет. А, еще немного посидев без движения, становится понятно что и незачем.
А тут мы с тобой, читатель, оставляем и Эла, и древнее царство, три-непонятно-какое государство, где некогда жило много-много людей, не то в туниках, не то в набедренных повязках. Пора нам закругляться.
И опять (теперь, надеюсь, в последний раз) слышу я твой недовольный возглас, читатель:
А в чем же смысл?! Зачем ты так долго морочил мне голову историей
И отвечаю тебе с поддевкой, вопросом на вопрос:
Ха-ха!
Что? Не слышу? Что-что?! Я сам на каком этаже? Это ты, читатель, меня спрашиваешь?!
Не скажу.
Проза Михаила ЗУЕВА: http://tales.mikezuev.ru