Михаил ЗУЕВ

Не стучите, молодой человек, не стучите. Входите, входите, открыто. Я сейчас, через минутку. Вот только телефонограмму для мужчины из двадцать первого номера запишу. Я сейчас. Что говорите? Самовар не греет? А вы вилку плотно воткнули? Что? Второй день такая история? Я сейчас, я запишу электрику в тетрадь. Он завтра утром будет, всё сделает. Да вы не беспокойтесь, он человек у нас обязательный. Обстоятельный даже.

Давайте я пока чайник поставлю. Через пять минут кипяток будет. Я заварю, вам принесу. Вы же из двадцать третьего будете? Да? Из Питера? Ах, да. Из Москвы.

Да нет, что вы. Мне не трудно. Это же работа у меня такая. Мне совсем не трудно. Чай у нас тут хороший. Цейлонский, настоящий. Чего-чего, а чаю в магазинах сейчас много. И в пакетиках, и в баночках, и в коробочках. Глаза разбегаются. Сослепу-то не поймешь — где какой, какой лучше, какой хуже. Все хороши, говорите? Наверное, наверное… Да, теперь всё иначе. Вы правы.

Надолго к нам? Ах, вот так. Ну, понятно. На комбинат? Линию монтировать? Нет? А я-то думала. У нас тут пять мастеров два месяца жили. Да-да, у немцев линию ставили. А вы, значит, по коммерческим делам. Ну, так это хорошо. Хорошо, что к нам люди ездят. Не забывают наш городок.

Что, говорите, понравилось? Никогда деревянных тротуаров не видели? Так у нас же тут без них никак. То зима стоит долгая, а то, как потеплеет, всё и развезет. А деревянные тротуары — это так удобно. Чисто, мягко. Доски пружинят, поскрипывают, когда идешь. Я, честно признаться, не понимаю, как по асфальту-то ходить. Ноги устают.

Не устают, говорите? Это вы сейчас, пока еще молоды. А потом, как пятый-шестой десяток пойдет, вот тогда… Тогда очень даже деревянные тротуары приятны в ходьбе, помяните мое слово.

А вот и чайник вскипел. Ну что, я заварю да вам отнесу? Не хотите? Да ну что вы, не мешаете вы мне совсем. Ночь впереди длинная. Телевизор? А что телевизор? Что там покажут-то? Ладно. Давайте здесь чай пить. Давайте, садитесь вот поудобнее. Кресло глубокое, мягкое. Каминчик сейчас зажгу. Тепло будет, уютно.

Проголодались, видать. А буфет уж два часа как закрылся. Что же не догадались ничего с комбината прихватить? Не голодны? Ну, так не бывает, чтобы молодой человек, да после работы, да не голоден. Да вы не стесняйтесь.

Пирожки берите. Эти вот с картошкой, подрумяненные. А те, посветлее, с капустой. Это внучка моя, Маринушка, пекла. Свежие. Только-только утром из печки. Карамельки берите, берите, не стесняйтесь. А то как же это — пустой чай? Вредно ведь, ей-богу. Так и желудок испортить недолго. Поверьте мне, уж я-то знаю, как это бывает. Два года вот такого безобразия — и гастрит. А то язва — и того хуже.

У нас теперь весь город на немцев работает. Шутка ли, две фабрики, комбинат — и всё за каких-то три года отмахали-отстроили. А то город наш совсем было потух. Ни жизни, ни работы. Да, да. Теперь — совсем другое дело. Да, теперь никто не уезжает. Теперь и дома есть чем заняться. Я думаю, хорошо это. Когда все рядом, когда семьи, когда дети да внуки растут.

Вы у нас в первый раз? Ну так, наверное, еще приедете. Я? Я тут всю жизнь прожила. Родилась, выросла, состарилась. Да всё как-то незаметно. Да, всю жизнь. Только в эвакуацию уезжали. Потом вернулись. Дом — он и есть дом. Куда от него? Вот к сыну младшему каждое лето езжу, а так домой тянет. Там у него хорошо. Чистенько, красиво всё, уютно. Где? Да далеко. Франкфурт-на-Майне. Германия. Видите, опять Германия. Месяц-полтора вот так поживу, на внука посмотрю — и домой.

Внука Васенькой звать. Пятый год пошел маленькому. Хороший мальчик, добрый, тихий. Только по-русски очень плохо говорит. Сын отнекивается — мол, зачем в Германии русский, мол, вот вырастет, тогда и выучит. А я не понимаю — как можно без родной речи? Ну да ладно, молодым виднее. Что ж я со своим-то уставом буду.

Сын у меня высокий, в мужа. Сухой, жилистый, крепкий. Вас-то на голову будет выше, не меньше. Метр восемьдесят восемь. А Васенька — другой, весь в нашу породу. Лицо округлое, доброе. И словно светится весь.

Как брат мой старший. Тоже Васенькой звали. Вот мы тут все вместе, на этой фотографии. Мама, Васенька и я. До войны это еще было, до войны.

Васенька, он тоже — словно светился весь. Я тогда совсем еще маленькая была, а он уже в старшей школе учился. В футбол гонял редко, всё больше книги читал, умные-толстые, да модели планеров делал. Кружок у них был такой в доме пионеров. Васенька-то уже в десятом учился. Мама тоже в школе работала. Учительницей, математику и астрономию преподавала.

Васенька красивый был. Очень любил белые рубашки. И так они ему к лицу были, знаете. А жили мы тогда в большой коммуналке. Комнат две было. В спальне наши кровати рядом стояли. Так он каждый вечер спать меня укладывал. Одеяло поправлял, по углам подтыкал, чтобы я во сне не раскрылась — холодно ведь у нас, зимы холодные, длинные. В столовой большой буфет был такой, резной, тёмного дерева. Там мама крупы держала, сахар.

Васенька очень чай любил горячий, крепкий, с сахаром вприкуску. А сахар тогда был в дефиците большом. Мало было сахара. Так Васенька, бывало, после школы придет, чаю согреет, возьмет большой такой кусок и грызет его. Хрустит. Лицо довольное. И книжку читает.

Мама после работы придет и так укоризненно говорит — ну что же ты, Васенька, опять почти весь сахар съел? Смотрит на него так строго. А Васенька ей в ответ — не кори меня, мамочка. Не ругай меня, милая. Моя жизнь коротка, как детская рубашка.

Тут и война началась. Сразу после школы призвали Васеньку. Проводили мы его в военкомат. А уж через две недели убили его. Только вот и осталось от Васеньки, что фотография эта, книги его, да две модели планеров.

Да память моя.

Вы пейте чай, пейте, остынет. Что же вы замолчали?

А мы? Да что мы? Потом эвакуация. Потом и война кончилась. Домой вернулись. Выросла я. Замуж вышла. Пять лет будет как Петя, муж мой, умер. Теперь вот внуки. Маринушка — ну как вам, пирожки ее понравились? — да Васенька.

Пойдете уже? Да не за что. И вам спасибо. За компанию. Поговоришь с добрым человеком, и, сами не поверите, на душе легче. Привет Маринушке? Передам обязательно. И Васеньке? Во Франкфурте мой Васенька. Скоро лето. Опять поеду. Соскучилась. Обязательно передам.

Спокойной ночи, молодой человек.

Спокойной ночи.

Проза Михаила ЗУЕВА: http://tales.mikezuev.ru